Ю Несбё - И прольется кровь

– …Но он был человеком со своими слабостями, – сказал он.

Слабыстими.

– Как и мы все. Он был человеком, который, согрешив, бежал от решения проблем, который прятался и надеялся, что проблемы исчезнут, если достаточно долго от них скрываться. Но мы все знаем, что не можем спрятаться от Божьей кары, что Он всегда найдет нас. И в то же время он – одна из заблудших овец Иисуса, овца, отбившаяся от стада, которую Иисус Христос найдет и спасет своею милостью, если грешник перед лицом смерти попросит Господа о прощении.

Это была не свадебная проповедь, да и жениха с невестой у алтаря я не видел. Я уселся поудобнее и вытянул шею. Вот тогда перед полукруглым алтарем я и увидел черный гроб.

– И все же, возможно, он надеялся на забвение, отправляясь в свой последний поход. Надеялся, что срок погашения долга истечет, что под его грехами будет подведена черта и ему не придется платить. Но он был настигнут, как будем и все мы.

Я повернулся к выходу. По обе стороны от дверей стояли двое мужчин со сложенными перед собой руками. Оба пристально смотрели на меня. Черные костюмы. Облачение убийц. Пикап из Осло перед церковью. Меня обманули. Маттиса послали в хижину, чтобы он выманил меня из крепости в деревню на похороны.

– И поэтому мы стоим сегодня перед пустым гробом…

Мои похороны. Пустой гроб, который ждет меня.

Мой лоб покрылся потом. Какой у них план, как все произойдет? Будут ли они ждать конца церемонии, или меня устранят прямо здесь, при всех?

Я просунул руку за спину и нащупал пистолет. Стоит ли мне попытаться выбраться на улицу с помощью пистолета? Или лучше поднять шум, вскочить, показать на двоих мужчин у двери и прокричать, что это убийцы из Осло, которых послал торговец наркотиками? Но как это поможет, если все добровольно собрались здесь на похороны незнакомого южанина? Наверняка Рыбак им заплатил, и даже Лею вовлекли в этот заговор. Но если она говорила правду, жители деревни не особенно заботятся о земных богатствах. В таком случае Рыбак мог распустить обо мне слухи, его люди могли выдавать себя за агентов полиции и утверждать, что я сам Сатана. Черт их знает, как им это удалось, но я знал, что мне надо выбираться отсюда.

Уголком глаза я заметил, как двое убийц повернулись друг к другу и начали перешептываться. Я положил руку на рукоятку пистолета и вынул оружие из-за пояса. Я поднялся. Стрелять надо сейчас, пока они не повернулись ко мне, тогда не придется смотреть им в лицо.

– …Хуго Элиассена, который вышел в море, несмотря на неблагоприятный прогноз погоды, чтобы ловить сайду, по его словам. Или чтобы скрыться от своих неразрешенных проблем.

Я снова опустился на скамейку и засунул пистолет за пояс брюк.

– Будем надеяться, что он, как христианин, упал на колени в своей лодке и молил о пощаде, молил о прощении, вымаливал разрешение войти в Царствие Небесное. Многие из вас знали Хуго лучше меня, но те из вас, с кем я разговаривал, уверены, что он именно так и поступил, потому что он был богобоязненным человеком, и я думаю, что Иисус, пастырь, услышал его и забрал домой, в свое стадо.

Только сейчас я услышал стук своего сердца: оно билось так сильно, будто хотело вырваться из груди.

Голос снова начал петь: «Большое стадо видим мы».

Кто-то протянул мне раскрытый псаломник Ландстада[4], ткнул в желтую страницу и дружелюбно кивнул. Я вступил со второго куплета. С полным облегчением и с благодарностью восхвалял я Провидение за то, что мне позволено пожить по крайней мере еще немного.

Я стоял перед церковью и смотрел вслед черному пикапу, увозившему гроб.

– Да-да, – сказал подошедший ко мне пожилой мужчина. – Мокрая могила лучше, чем никакой могилы.

– Мм.

– Значит, это ты живешь в охотничьей хижине, – продолжал он, прищурившись и глядя на меня. – Ну и как, куропатки попадаются?

– Не часто.

– Ну да, иначе мы бы слышали выстрелы, – сказал он. – В такую погоду звук хорошо разносится.

Я кивнул:

– А почему на катафалке ословские номера?

– Да это все Аронсен, воображала. Купил машину в Осло и думает, что это круто.

Лея стояла на церковной лестнице вместе с высоким светловолосым мужчиной. Очередь соболезнующих вскоре иссякла. Еще до того, как машина скрылась из виду, Лея сказала:

– А теперь приглашаю всех к нам на кофе и поминки. Спасибо всем, что пришли, и хорошей дороги домой.

Мне почудилось что-то очень знакомое в том, как она стояла рядом с этим мужчиной, будто я уже видел такую картину раньше. Налетел порыв ветра, и высокий мужчина слегка качнулся.

– А кто это стоит рядом с вдовой? – спросил я.

– Уве? Это брат погибшего.

Конечно. Свадебная фотография. Ее наверняка сделали именно на этом месте, на церковной лестнице.

– Брат-близнец?

– Близнец абсолютно во всем, – подтвердил пожилой мужчина. – Ну что, пойдем выпьем кофе с тортом, а?

– Вы не видели Маттиса?

– Которого Маттиса?

Значит, их несколько.

– Ты имеешь в виду Спирто-Маттиса?

А вот таких вряд ли несколько.

– Он, должно быть, сегодня на свадьбе Мигаля у Чеавччагеади.

– Что-что?

– Это за долиной Транстейнена[5]. – Он махнул рукой в сторону моря, где, насколько я помнил, находилась пристань. – Там язычники поклоняются своим богам. Бррр! Ну что, пошли?

Мне показалось, что в наступившей следом тишине я услышал барабанный бой и музыку. Шум. Алкоголь. Женщины.

Я повернулся и увидел спину Леи – она уже шагала по направлению к дому. Она крепко держала за руку Кнута. Брат погибшего и другие молчаливой процессией шли за ними, но на некотором расстоянии. Я провел языком по нёбу. Во рту все еще было сухо после сна и из-за сильного испуга, а может быть, от всего выпитого.

– Немного кофе было бы прекрасно, – сказал я.

Сейчас, когда дом был наполнен людьми, он выглядел совсем иначе.

Я, кивая, проходил мимо незнакомых людей, провожавших меня взглядами и незаданными вопросами. Казалось, что все остальные присутствующие знают друг друга. Я нашел Лею на кухне, где она нарезала торты.

– Соболезную, – сказал я.

Она посмотрела на мою протянутую ладонь и переложила нож в левую руку. Нагретый солнцем камень. Твердый взгляд.

– Спасибо. Как тебе живется в хижине?

– Спасибо, хорошо, я как раз собираюсь туда. Я просто хотел выразить свои соболезнования, поскольку не успел сделать этого в церкви.

– Не надо сразу уходить, Ульф. Попробуй торт.

Я взглянул на торт. Я не люблю торты. Никогда не любил. Мама называла меня удивительным ребенком.

– Да, да, – сказал я. – Спасибо тебе.

Следом за мной в кухню устремились другие, и, взяв блюдце с тортом, я отправился в гостиную, где в конце концов остановился у окна. Ощущая на себе чье-то молчаливое настойчивое внимание, я принялся разглядывать небо, словно интересовался, будет ли дождь.

– Мир тебе.

Я обернулся. Если не считать седой пряди у виска, у стоящего передо мной мужчины были ее черные волосы и ее прямой мужественный взгляд. Я толком не знал, что ответить. То же «мир вам» прозвучит фальшиво, «привет» – чересчур неформально, чуть ли не нагло. Поэтому я вымученно произнес «доброго дня», хотя такое радостное пожелание совсем не соответствовало ситуации.

– Я Якоб Сара.

– Юльф… э-э, Ульф Хансен.

– Мой внук говорит, что ты умеешь шутить.

– Правда?

– Но он не может сказать, кто ты по профессии. И что ты делаешь здесь, в Косунде. Только то, что у тебя винтовка моего зятя. И что ты неверующий.

Я бесстрастно кивал; такое кивание не подтверждает и не опровергает сказанного, просто показывает, что вы слышите говорящего. Запихав в рот большой кусок торта, я выиграл несколько секунд на размышление. Я продолжал медленно жевать и кивать.

– И это не мое дело, – говорил мужчина. – Это, как и то, сколько ты собираешься здесь пробыть. Но вот что я вижу наверняка – тебе нравится «Княжеский» торт.

Он пристально смотрел мне в глаза, пока я с трудом глотал. Потом он положил руку на мое больное плечо.

– Помни, молодой человек: милость Божья не знает границ. – Он сделал паузу, и я почувствовал, как тепло его ладони проникает сквозь материю прямо в мою кожу. – Почти.

Он улыбнулся и ушел беседовать с другими скорбящими, и я слышал, как они бормочут «мир тебе».

– Ульф…

Мне не надо было поворачиваться, чтобы понять, кто ко мне обращается.

– Поиграем в тайные прятки? – Он смотрел на меня с серьезным выражением лица.

– Слушай, Кнут, я…

– Ну пожалуйста!

– Хм. – Я посмотрел на остатки торта. – И что это за тайные прятки?

– Нужно спрятаться так, чтобы никто из взрослых не понял, что мы играем в прятки. Нельзя бегать, кричать и смеяться, и нельзя прятаться в необычных местах. Мы играем так, когда проходят собрания. Это весело, правда. Я могу водить первым.